I. Кратко о персонаже.
a. Полное имя персонажа: Narcissa “Cissy” Irma Black | Нарцисса «Цисси» Ирма Блэк
b. Дата рождения и полный возраст: 1955, 25 лет
c. Чистокровность: чистокровна
d. Род деятельности: целитель в больнице Св. Мунго, отделение отравлений растениями и зельями
II. Биография. a. Место жительства: Великобритания, Лондон, дом семьи Блэков.
b. Информация о родственниках: Общеизвестна, и тем не менее:
Dorea Hestia Potter nee Black | Дорея Гестия Поттер, в девичестве Блэк – двоюродная бабушка
Alphard Black | Альфард Блэк - дядя
Orion Arcturus Black | Орион Арктурус Блэк - дядя
Walburga Irma Black | Вальпурга Ирма Блэк – тетя
Sírius Orion Black | Сириус Орион Блэк - кузен
Regulus Arcturus Black | Регулус Арктурус Блэк - кузен
Cygnus Pollux Black | Кингус Поллюкс Блэк - отец
Druella Dora Black nee Rosier | Друэлла Дора Блэк, в девичестве Розье – мать
Bellatrix Druella Lestrange nee Black | Беллатрикс Друэлла Лейстрейндж, в девичестве Блэк – сестра
Andromeda Tonks nee Black | Андромеда Тонкс, в девичестве Блэк- сестра
а также разнообразные господа Лейстренжди, Поттеры, Пруэтты, Бэрки, Краучи etc
c. Жизнеописание: - Доброй ночи, papa. Доброй ночи, oncle Альфард.
- Доброй ночи, девочка моя.
Легкие шаги – на домашних туфлях мягкие подошвы. Дверь библиотеки, где Кингус Блэк имеет привычку принимать близких друзей, закрывается бесшумно – ни один другой обитатель дома не может прикоснуться к ней, не услаждая слух присутствующих противным скрипом, должно быть, последствия древнего проклятия какого-нибудь шутника-предка.
А у Нарциссы получается.
- Ну, что молчишь? Знаю же тебя – годами пропадаешь в путешествиях, а потом появляешься дома и тут же принимаешься говорить обо всех гадости. Не представляю, что…
- … что ты вороватый меняла и молодящийся рогоносец, если ты об этом. Теперь я понимаю, что те две девчонки были твои. И где только кокетка Розье нашла себе блондина?
- …
- Брось дуться, Кингус, знаешь же…
- А ты, как всегда, прав…
- Неужели?
- … и, как всегда, этого не замечаешь. Она действительно… слишком светлая, чтобы носить фамилию Блэк. Слишком разумная. Похожа на maman, та всегда говорила, что у нас, Блэков, есть фамильное проклятие – безумие. Только Нарцисса Ирма другая. Вежливая, хладнокровная, рассудительная. С детства без труда утихомиривала дерущихся сестер и шалящих братьев, никому не доставляла хлопот и умела сама себя развлекать. Кресло, в котором ты сидишь сейчас – её любимое, она ещё малышкой обожала сидеть в нём с какой-нибудь книжкой. Иногда засыпала, я потом сам на руках относил её в детскую – никогда не мог отчитывать её. Слишком уж редко она злоупотребляла моим доверием. Да что там, даже в Друэлле пробуждала что-то вроде материнского инстинкта…
- Да ну, в твоей Розье? Она же только и знает, что бегать по, скажем так, подругам, а точнее…
- Сам в прошлый раз не удержался – погладил её по головке.
- …
- То-то. Я вот и не заметил, как привык беседовать с ней по вечерам здесь. Учил её магии, манерам, танцам, потом, позже даже немного окклюменции. Когда ко мне являлись неприятные гости, вроде грязнокровок-проверяющих из Министерства и, не найдя возможности придраться к документам на поставки, говорили всякую чушь о вырождении аристократии, я иногда звал Цисси в кабинет. Видел бы ты их лица, когда она вежливо интересовалась последними поправками к законам о международной торговле. Дом как-то опустел, когда она уехала в школу.
- Вообще-то, от твоих дочерей в доме только шум.
- Старших. Там, где Цисси, всегда порядок и спокойствие, а если улыбнется поверх книжки, то и настоящий уют. Как-то целое лето возилась в моей старой лаборатории с беллиным котлом – единственный случай, когда я видел его нормально вычищенным. Белла в тот год отправилась в Хогвартс с такой коллекцией зелий, что старик Гораций написал мне письмо о её непризнанных талантах – видимо, соврала ему, что приготовила все сама. По-моему, Вальпурга учила Цисси чему-то из зельеварения.
- Сестрица? Брось, она любит только себя и изводить сыновей. А беднягу Ориона вон уже…
- Себя, изводить сыновей и звать в гости мою младшенькую. Я её понимаю…
- Она попала на Слизерин – казалось, просто не умела не оправдывать наших надежд, хотя я и опасался, после Меды-то. Профессора не уставали хвалить её блестящие письменные работы, аккуратно и с фантазией сваренные составы, безошибочно наведенные чары. Ей хватало и таланта, и усидчивости, только лишнего шума она никогда не любила – ни разу не поднимала руку, зная ответ на вопрос, не спорила с говорящими глупости, не проявляла горячей страсти к чему бы то ни было. Поэтому сверстники считали её тихой, немного занудной особой, но зато разумным эрудированным советчиком. И хорошим другом, пожалуй.
- Дай угадаю, что ей нравится больше всего – темная магия и целительство.
- И откуда ты это взял?
- Не знаю ничего сложнее. Кроме того, раз она походит и на maman, и на Вальпургу… Она говорила, ты позволил ей практиковаться в Мунго. Как ты до этого дожил, хочешь завести личного поставщика противоядий?
- Знаю, знаю, леди из аристократической семьи не пристало заниматься грязной работой. Но она попросила. Она так редко меня о чем-нибудь просит, что я не могу отказать. И вообще это полезно, с учетом… И все равно я места себе не нахожу. Лучше бы она всегда оставалась жить дома. Я эгоист, конечно.
- Знаешь, Кингус, а ты, кажется, действительно любишь её.
- Я выдаю её замуж, Альфард. За молодого Малфоя. Так уж вышло.
- Точно любишь – иначе бы не вздыхал так. Быть невесткой Абраксаса – доля не райская, но.. если кто и справится, то она. Кто еще сможет уравновесить их легкомыслие, им же слова поперек не скажи. Не переживай так, не из Азкабана же ей все-таки придется его вытаскивать, этого повесу Люциуса.
- Ну да, да. Она же поймет, правда? Я так надеюсь, что поймет.
Стоящая за дверью Нарцисса удивляется ноткам безнадежности в голосе отца – когда это она не понимала логики обоснования целесообразных действий? Интересы семьи – особый резон, потому и жертв требуют особых, а человеку разумному и воспитанному любые жертвы по плечу. Ей не нравилось быть причиной отцовских печалей, у него и других довольно.
III. О внешности и характере. a. Внешность персонажа: - Черты её лица словно созданы для того, чтобы скрывать чувства. Длинные белоснежные с серебристым отливом волосы аккуратно собраны, тонкие пальцы предусмотрительно пленены дорогими перчатками, глубокие серо-голубые глаза блестят немного печально, но совершенно непроницаемо. Бесшумная походка, точные мягкие жесты – несмотря на красоту, она в совершенстве овладела умением не привлекать к себе внимания, не позволять никому засматриваться на плавный изгиб бровей или трепетание ресниц.
- Не слишком в моем вкусе, если хочешь знать. Тонкая, как спичка, ну никакой фигуры. Так и тянет назвать ее девчонкой, хотя не так уж она и юна.
- Лучшее украшение любой гостиной – безупречные, без намека на человеческую простоту и слабость, линии, кажется, что скулы вот-вот блеснут в свете лампы эмалью, а пальцы холодны, как фарфор. Ни капли иррационального кипения жизни – щеки быстро обгорают на солнце, отсюда все эти шляпки с полями и вуалями, перчатки – у неё их несколько дюжин – берегут от пыли и чужих прикосновений руки, а платья – плечи и шею. Что я тебе рассказываю, впрочем…
- Да, сам вижу. В этой красоте есть что-то неправильное, пугающее. Ни одной романтической милой асимметричности. Слишком взрослая. Слишком сдержанная. И откуда в ней эти намеки на затаенное страдание, заслоненное самодисциплиной?
b. Характер персонажа: - Она умеет прощать людям их несовершенство, просто потому что считает это естественным их свойством – боюсь, ей всю жизнь придется исправлять чужие ошибки и глупости…
- … зато собственных она почти не совершает. Воля, сдержанность, взвешенность – совсем как maman, наша железная леди Ирма. Только рациональные решения, только правильные поступки. Никаких неприятностей – не из уважения к приличия, а из-за их нецелесообразности.
- Ты, верно, заметил, как с ней легко разговаривать – она очень быстро подстраивается под собеседника, сглаживает все опасные углы, ненавязчиво, без унизительных акцентов. Да, что там говорить, даже просто сидеть рядом. С ней спокойно, надежно – такая тихая, воспитанная, самостоятельная, ни с кем не делящаяся своими проблемами, не знающая бурных страстей. Единственный шанс отдохнуть от мира, который катится в тартарары.
- Любишь людей, не умеющих быть искренними?
- Резонер ты дементоров. А у кого, скажи мне, нет такой слабости?
- А много у неё друзей? Как у Беллатрикс – только чистокровная элита?
- Все. Ей все друзья, все никто. Она не умеет так фанатично увлекаться идеями. Единственная близкая ей идея, которую она готова защищать до последней капли крови – семья. Она ладит со всеми Блэками, при том что половина из нас, как ты понимаешь, готова в любой момент вцепиться в глотки другой половине. Даже Андромеда и Сириус не избегают её, а Регулус и вовсе от неё без ума. Белла рядом с ней затихает и иногда может выглядеть вполне разумной леди. В Хогвартсе она со всеми общается с приятной, взаимовыгодной дистанцией – вроде бы никаких врагов и завистников.
- По-моему, она просто хочет, чтобы ты так думал. Мне кажется, на самом деле ей почти никто не нужен, она и в полном одиночестве жила бы без печалей. Просто создает комфортную среду – дружеская помощь в обмен на неприкосновенность. И братья с сестрами для неё как неразумные заносчивые дети – объект ненавязчивой опеки. А ценит она в людях ум, хладнокровие и самодостаточность. Пожалуй, она действительно прагматичнее многих из нас.
- Сам же спрашивал, откуда в ней эта затаенная печаль. Нет, нет, она страдает из-за всего этого, из-за того, во что превратилась наша семья. Тяжело быть всеобщей совестью и последним мостом между разъезжающимися берегами. Она мечтала бы… Никому не говорит, о чем.
Кингус Блэк вздыхает и смотрит на пляшущие в камине языки пламени. Нарцисса заправляет за ухо выбившуюся светлую прядь, улыбается самой себе загадочно и немного грустно и мягко качает головой, а потом разворачивается и поднимается по лестнице в спальню – тихо, чтобы не скрипнула ни одна ступенька.
IV. Дополнительная информация. a. Артефакты и животные: ВП: 15 дюймов, кедр и коготь дракона
b. Боггарт, патронус, дементор: Боггарт: сколько живых (и смертных, соответственно) родственников, столько и лиц
Патронус: сова; детские воспоминания о вечерах в домашней библиотеки – теплый пергамент под пальцами, треск камина, любящий взгляд отца
Дементор: многочисленные семейные ссоры, грозившие неоднократно перерасти в членовредительство – в доме Блэков нередко приходится наблюдать подобные вещи
с. Умения и навыки персонажа: Совершенствуется в чарах в области целительства, защитных заклинаниях, экспериментирует с зельями (в основном в области противоядий). Занимается переводами рунических текстов. Терпеть не может полеты на метле.
V. Личные данные игрока. а. Обратная связь: ICQ: 333035905
б. Частота посещения проекта: Минимум – через день
с. Пробный пост: Скрытый текст Бывают дни, когда непостижимые собеседники говорят именно то, чего от них ждешь. И ночи такие изредка выдаются, кстати. Или не кстати. Впрочем, если непостижимость подразумевает удивительные предчувствия, все вместе дает ощущение правильности. Это приятно, это именно то, чего так часто не хватает людям в домашних делах, горных восхождениях, кровопролитных войнах, бушующих страстях и невозмутимых прогулках по дорогам из априорного желтого кирпича. Можно думать о людях сколь угодно плохо, но люди все же порой часами утешают больных детей, строят невозможные башни и мосты или прыгают в море со скал. Это не просто, это просто правильно. Мари Штальбаум не очень удивилась – должно быть, все дети реальности, столкнувшиеся со сказкой, знают о себе, что рождены для чего-то иного, чего-то важного и непостижимого, и не боятся однажды встретить это что-то за поворотом давно знакомой улицы у старого фонаря. По крайней мере сама Мари всегда относилась к фонарям и поворотам серьезно. «Алый. Действительно будет очень идти. Хорошо, что все это не зря – дождь, чай, едкий туман. Всегда не зря, но сегодня это так заметно, кажется, не только мне». Мадмуазель Штальбаум не любила бывать в центре внимания: понимание собеседника – довольно сложная порой задача, даже если он один, поэтому гадать о значении ритма дыхания многочисленных участников разговора непросто, а игнорировать нельзя – небезопасно и невежливо. Однако сейчас Мари ловила чужые взгляды по очереди, спокойно, поскольку для принятия решения они значили крайне мало. Что тут вообще решать? «Неудобно быть непредставленной, но представленной, кажется – еще неудобнее. Надо же, неудобнее просто то, что актуальнее в данный момент». Можно только порадоваться, что у тебя нет титулов, которые произносят нарочисто небрежно или протокольно торжественно, но всегда – с непроизвольным трагическим придыханием в конце. - Да, на благо. Трудно сказать, как нужно идти к лучшему – вперед, назад, по дороге из желтого кирпича, но идти-то обычно все равно надо, - тихо ответила Роксане мадмуазель Штальбаум. Задумчивое одобрение в её голосе было вполне адресным, хотя… разве не все, что мы говорим, мы говорим о себе? Кроме того, иногда неидиллия – это действительно благо, такое случается с неординарными личностями, чем больше личностей, тем сложнее выглядит «благо», жалость тут бессмысленна. Поэтому Мари просто улыбнулась людям, у которых все будет хорошо, но, наверное, по-своему, и обернулась… к другим участникам разговора. «Не знаю, каково это – принадлежать себе. Даже если человеку вообще это доступно, что маловероятно, я давно сделала свой выбор. Лучше быть нужной, чем свободной. То есть, быть может, и не лучше. Но это правильно». - Где-то за пеленой туманов, за клочьями облаков, клубами дыма, завесой песчаных бурь, дорожной пыли и ядовитых слов, за ночной темнотой, которая кажется нескончаемой, небо всегда голубое, - спокойно произнесла мадмуазель Штальбаум, не замечая, как расправились её плечи, и выпрямилась спина. – Конечно, это не избавляет от боли, не спасает от несправедливости, даже не всегда помогает понять, что же есть справедливость, не обещает абсолютного счастья. Конечно, в каком-то смысле свет – неискоренимая первопричина теней. Конечно, все сложно, относительно и обычно трагично. Но небо всегда голубое, и оно где-то близко, совсем рядом с нами. Даже когда смотришь на него сквозь слезы, это много значит. «Не значит, что мне не страшно ошибаться, но все равно много значит». Мари бросила на Чешира долгий взгляд иобернулась к Лайе, пытаясь понять, чувствует ли она, насколько правильно все сейчас происходит. Может быть, настоящее кажется ей чем-то другим. Точно кажется – почти всем знакомые Мари имели о существенном совершенно иные представления. «Но сегодняшней ночью кстати и не кстати – одно и то же. То есть, конечно, это всегда одно и то же, но сейчас это кристально ясно. Такие ночи не повторяются вдруг и не случаются просто так». Интересно, что какой представляется эта история девушке с такой удивительной судьбой? Требующей личного решения? Подразумевающей возможность личного решения? А что, может статься, что так. Знать о себе что-то непостижимое не так уж страшно, ведь это знание, если задуматься, не приходит внезапно, а существует всегда. Совсем не страшно. Правильно. Мари плавно опустилась на одно колено, склонила голову и снова медленно подняла взгляд на Гингему, отстраненно всматриваясь в её лицо. - Я не могу ничего больше объяснить. Я не могу отказаться. Сегодня у моей судьбы ваши глаза, зеленые. «Я не стану улыбаться и говорить, что сделаю все, что смогу, все, что должна, не потому что вы это знаете или я этого не знаю. В этом мире много боли в общем и наждачный ветер в частности. Но я могу что-то с этим сделать». Видеть оттенки хорошего в неизбежном – это важно. Но от личной ответственности за раненого, у постели которого добровольно проводишь очередную бессонную ночь, это не избавляет. Раз отвечаешь за то, что делаешь, делай мир лучше чувствуй, что поступаешь правильно, что принадлежишь своему миру. Миром Мари Штальбаум была Волшебная Страна, скользящая в снах, нотах, серых дождевых каплях, холодных голосах, одинокой тишине сумерек так же, как и в новом, темном своем обличии – невидимом желтом кирпиче и едком тумане. Мир, который всегда с тобой и не может умереть, пока живет в тебе: бессменно голубое небо, музыка, улыбки, серпантин шелковых лент, спокойствие и понимание, мохнатые елочные лапы, цветное стекло с марципановым запахом. Все это, конечно, не отменяет усталости, боли, необходимости бороться, но тоже существует. Все это настоящее. «Посмотрим, какие они, алые маки, когда они черные».
|